Неточные совпадения
Стива говорит, что вся цель ее
жизни состоит в том, чтобы
доказать свое преимущество над тетушкой Катериной Павловной; это всё правда; но она добрая, и я ей так благодарна.
Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи
доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой
жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной
жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев.
—
Докажите… Дайте мне понять, какую идею-силу воплощал он в себе, какие изменения в
жизни вызвала эта идея? Вы с учением Гюйо знакомы, да?
Гибкая, сильная, она
доказывала это с неутомимостью и усердием фокусника, который еще увлечен своим искусством и ценит его само по себе, а не только как средство к
жизни.
— «Война тянется, мы все пятимся и к чему придем — это непонятно. Однако поговаривают, что солдаты сами должны кончить войну. В пленных есть такие, что говорят по-русски. Один фабричный работал в Питере четыре года, он прямо
доказывал, что другого средства кончить войну не имеется, ежели эту кончат, все едино другую начнут. Воевать выгодно, военным чины идут, штатские деньги наживают. И надо все власти обезоружить, чтобы утверждать
жизнь всем народом согласно и своею собственной рукой».
«Моя
жизнь — монолог, а думаю я диалогом, всегда кому-то что-то
доказываю. Как будто внутри меня живет кто-то чужой, враждебный, он следит за каждой мыслью моей, и я боюсь его. Существуют ли люди, умеющие думать без слов? Может быть, музыканты… Устал я. Чрезмерно развитая наблюдательность обременительна. Механически поглощаешь слишком много пошлого, бессмысленного».
— Надо. Отцы жертвовали на церкви, дети — на революцию. Прыжок — головоломный, но… что же, брат, делать?
Жизнь верхней корочки несъедобного каравая, именуемого Россией, можно озаглавить так: «История головоломных прыжков русской интеллигенции». Ведь это только господа патентованные историки обязаны специальностью своей
доказывать, что существуют некие преемственность, последовательность и другие ведьмы, а — какая у нас преемственность? Прыгай, коли не хочешь задохнуться.
— Удивляюсь, как вас занесло в такое захолустье, — говорил он, рассматривая книги в шкафе. — Тут даже прокурор до того одичал, что Верхарна с Ведекиндом смешивает. Погибает от диабета. Губернатор уверен, что Короленко — родоначальник всех событий девятьсот пятого года. Директриса гимназии
доказывает, что граммофон и кинематограф утверждают веру в привидения, в загробную
жизнь и вообще — в чертовщину.
Анфиса. Я ему
докажу, что я совсем не таких понятий об
жизни. (Читает.) «Конечно, очень похвально слушаться братцев, бабушек и тетушек…»
— Я не проповедую коммунизма, кузина, будьте покойны. Я только отвечаю на ваш вопрос: «что делать», и хочу
доказать, что никто не имеет права не знать
жизни.
Жизнь сама тронет, коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «что делать» — я тоже не могу, не умею. Другие научат. Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите, а не живете. Что из этого выйдет, я не знаю — но не могу оставаться и равнодушным к вашему сну.
Да, я жаждал могущества всю мою
жизнь, могущества и уединения. Я мечтал о том даже в таких еще летах, когда уж решительно всякий засмеялся бы мне в глаза, если б разобрал, что у меня под черепом. Вот почему я так полюбил тайну. Да, я мечтал изо всех сил и до того, что мне некогда было разговаривать; из этого вывели, что я нелюдим, а из рассеянности моей делали еще сквернее выводы на мой счет, но розовые щеки мои
доказывали противное.
Оно
доказывало лишь то, думал я тогда, что я не в силах устоять даже и пред глупейшими приманками, тогда как сам же сказал сейчас Крафту, что у меня есть «свое место», есть свое дело и что если б у меня было три
жизни, то и тогда бы мне было их мало.
Она очень хорошо могла
доказывать, что существующий порядок невозможен, и что обязанность всякого человека состоит в том, чтобы бороться с этим порядком и пытаться установить тот и политический и экономический строй
жизни, при котором личность могла бы свободно развиваться, и т. п.
Но Аграфена Петровна
доказала ему, что не было никакого резона до зимы что-либо изменять в устройстве
жизни; летом квартиры никто не возьмет, а жить и держать мебель и вещи где-нибудь да нужно.
О, дайте, дайте нам всевозможные блага
жизни (именно всевозможные, дешевле не помиримся) и особенно не препятствуйте нашему нраву ни в чем, и тогда и мы
докажем, что можем быть хороши и прекрасны.
Конечно, вы остались бы довольны и этим, потому что вы и не думали никогда претендовать на то, что вы мила или добра; в минуту невольной откровенности вы сами признавали, что вы человек злой и нечестный, и не считали злобы и нечестности своей бесчестьем для себя,
доказывая, что иною вы не могли быть при обстоятельствах вашей
жизни.
Катя начинает лечиться, и старик совершенно успокоивается, потому что доктор не находит ничего опасного, а так только, слабость, некоторое изнурение, и очень основательно
доказывает утомительность образа
жизни, какой вела Катерина Васильевна в эту зиму — каждый день, вечер до двух, до трех часов, а часто и до пяти.
Страшно мне и больно думать, что впоследствии мы надолго расходились с Грановским в теоретических убеждениях. А они для нас не составляли постороннее, а истинную основу
жизни. Но я тороплюсь вперед заявить, что если время
доказало, что мы могли розно понимать, могли не понимать друг друга и огорчать, то еще больше времени
доказало вдвое, что мы не могли ни разойтись, ни сделаться чужими, что на это и самая смерть была бессильна.
— Говорите о финансах, но не говорите о нравственности, я могу принять это за личность, я вам уже сказал это в комитете. Если же вы будете продолжать, я… я не вызову вас на дуэль (Тьер улыбнулся). Нет, мне мало вашей смерти, этим ничего не
докажешь. Я предложу вам другой бой. Здесь, с этой трибуны, я расскажу всю мою
жизнь, факт за фактом, каждый может мне напомнить, если я что-нибудь забуду или пропущу. И потом пусть расскажет свою
жизнь мой противник!
Сцена эта может показаться очень натянутой, очень театральной, а между тем через двадцать шесть лег я тронут до слез, вспоминая ее, она была свято искренна, это
доказала вся
жизнь наша. Но, видно, одинакая судьба поражает все обеты, данные на этом месте; Александр был тоже искренен, положивши первый камень храма, который, как Иосиф II сказал, и притом ошибочно, при закладке какого-то города в Новороссии, — сделался последним.
Я это
доказал во многих опасных случаях моей
жизни.
Он приводил в восхищение «областников» и «украинофилов» и мог внезапно разразиться яркой и эффектной статьей, в которой
доказывал, что «централизация» — закон
жизни, а областная литература обречена на умирание.
Если бы можно было
доказать, что Христос воскрес, то чудо воскресения потеряло бы свой спасительный смысл, оно вошло бы в круговорот природной
жизни.
Со стороны величайшее чудо истории не видно, неверующему нельзя
доказать, что Христос воскрес, тут нет доказательного насилия, но тот, кто увидел это чудо, кто поверил в него, тот знает, что мертвые встанут для вечной
жизни.
Если эти черты не так ярки, чтобы бросаться в глаза каждому, если впечатление пьесы раздвояется, — это
доказывает только (как мы уже замечали в первой статье), что общие теоретические убеждения автора, при создании пьесы, не находились в совершенной гармонии с тем, что выработала его художническая натура из впечатлений действительной
жизни.
Каждый ее шаг ясно
доказывает, что она выросла и прожила большую часть
жизни тоже под каким-то гнетом, отнявшим у нее всякую способность и вкус к самостоятельной деятельности.
— Удивительно вежливо. Знайте, что он исправился; он любит меня более своей
жизни. Он предо мной сжег свою руку, чтобы только
доказать, что любит меня более своей
жизни.
— Этого
жизнь не может
доказать, — толковал Белоярцев вполголоса и с важностью Прорвичу. — Вообще целое это положение есть глупость и притом глупость, сочиненная во вред нам. Спорьте смело, что если теория верна, то она оправдается. Что такое теория? — Ноты. Отчего же не петь по нотам, если умеешь?
Писал он, что не в силах выразить своих мучений; признавался, между прочим, что вполне сознает в себе возможность составить счастье Наташи, начинал вдруг
доказывать, что они вполне ровня; с упорством, со злобою опровергал доводы отца; в отчаянии рисовал картину блаженства всей
жизни, которое готовилось бы им обоим, ему и Наташе, в случае их брака, проклинал себя за свое малодушие и — прощался навеки!
Строго обдуманной теории у него нет; он никогда не пробовал
доказать себе необходимость и пользу обуздания; он не знает, откуда оно пришло и как сложилось; для него это просто modus vivendi, [образ
жизни (лат.)] который он всосал себе вместе с молоком матери.
Да я на первом слове
докажу ему, что все его затеи не что иное, как грустное черепословие, потому что нам, наконец, не умозрения эти тусклые нужны, а
жизнь, вы понимаете: ж-ж-изнь!..
Всю
жизнь он слыл фатюем, фетишом, фалалеем; теперь он во что бы то ни стало хочет
доказать, что по природе он совсем не фатюй, и ежели являлся таковым в своем отечестве, то или потому только, что его «заела среда», или потому, что это было согласно с видами начальства.
— Да, вначале, может быть, поплачет и даже полученные деньги от вас, вероятно, швырнет с пренебрежением; но, подумав, запрет их в шкатулку, и если она точно девушка умная, то, конечно, поймет, что вы гораздо большую приносите жертву ей, гораздо больше
доказываете любви, отторгаясь от нее, чем если б стали всю
жизнь разыгрывать перед ней чувствительного и верного любовника — поверьте, что так!..
Вот что я хотел
доказать тебе! я не отчаивался, что ты поймешь наконец, что такое
жизнь, особенно как ее теперь понимают.
— Да; но вы не дали мне обмануться: я бы видел в измене Наденьки несчастную случайность и ожидал бы до тех пор, когда уж не нужно было бы любви, а вы сейчас подоспели с теорией и показали мне, что это общий порядок, — и я, в двадцать пять лет, потерял доверенность к счастью и к
жизни и состарелся душой. Дружбу вы отвергали, называли и ее привычкой; называли себя, и то, вероятно, шутя, лучшим моим другом, потому разве, что успели
доказать, что дружбы нет.
— Да, вы одни… Вы одни. Я затем и пришла к вам: я ничего другого придумать не умела! Вы такой ученый, такой хороший человек! Вы же за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить — вы ведь
жизнью своей рисковали! Вы ей
докажете, а я уже больше ничего не могу! Вы ей
докажете, что она и себя, и всех нас погубит. Вы спасли моего сына — спасите и дочь! Вас сам бог послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
Хотя она нисколько не лгала, говоря про то, что вся
жизнь ее заключается в любви к мужу, и хотя она
доказывала это всей своей
жизнью, но, по нашему пониманию, такое беззастенчивое, беспрестанное твержение про свою любовь было отвратительно, и мы стыдились за нее, когда она говорила это при посторонних, еще более, чем когда она делала ошибки во французском языке.
Она любила своего мужа более всего на свете, и муж любил ее, особенно первое время и когда он видел, что она не ему одному нравилась. Единственная цель ее
жизни была приобретение любви своего мужа; но она делала, казалось, нарочно все, что только могло быть ему неприятно, и все с целью
доказать ему всю силу своей любви и готовности самопожертвования.
— Я сейчас вам
докажу! — начала она со свойственною ей ясностью мыслей. — Положим, вы женитесь на восемнадцатилетней девушке; через десять лет вам будет пятьдесят, а ей двадцать восемь; за что же вы загубите молодую
жизнь?.. Жене вашей захочется в свете быть, пользоваться удовольствиями, а вы будете желать сидеть дома, чтобы отдохнуть от службы, чтобы почитать что-нибудь, что, я знаю, вы любите!
Устраивайте для себя то, что нужно вам для вашей
жизни, я не могу
доказывать ни общей необходимости, ни общего вреда государства, я знаю только то, что мне нужно и не нужно, что мне можно и нельзя.
И потому утверждение защитников государственного строя о том, что если упразднить государственное насилие, то злые будут властвовать над добрыми, не только не
доказывает того, чтобы это (властвование злых над добрыми) было опасно, так как это самое и происходит, но, напротив,
доказывает то, что государственное насилие, дающее возможность злым властвовать над добрыми, и есть то зло, которое желательно уничтожить и которое постоянно уничтожается самою
жизнью.
— Живёшь ты — нехорошо! — убеждённо
доказывал Дроздов. — Никакого удовольствия в этой
жизни, никаких перемен нет…
Так что, осуждая и казня человека-то, всё-таки надо бы не забывать, что, как доказано, в делах своих он не волен, а как ему назначено судьбою, так и живёт, и что надобно объяснить ему ошибку
жизни в её корне, а также всю невыгоду такой
жизни, и
доказывать бы это внушительно, с любовью, знаете, без обид, по чувству братства, — это будет к общей пользе всех.
Ей убедительно
доказывали, что здоровье и самая
жизнь будущего ее дитяти зависит от состояния ее здоровья и духа в настоящем ее положении.
Несколько дней после того, как Бельтов, недовольный и мучимый каким-то предчувствием и действительным отсутствием
жизни в городе, бродил с мрачным видом и с руками, засунутыми в карманы, — в одном из домиков, мимо которых он шел, полный негодования и горечи, он мог бы увидеть тогда, как и теперь, одну из тех успокоивающих, прекрасных семейных картин, которые всеми чертами
доказывают возможность счастия на земле.
Молодой доктор был мастер лечить женские болезни; пациентки были от него без ума; лечил он от всего пиявками и красноречиво
доказывал, что не только все болезни — воспаление, но и
жизнь есть не что иное, как воспаление материи; о Круциферском он отзывался с убийственным снисхождением; словом, он вошел в моду.
— Отцы мои небесные! да что же это за наказание такое? — вопросил я, возведя глаза мои к милосердному небу. — Ко мне-то что же за дело? Я-то что же такое сочинил?.. Меня только всю мою
жизнь ругают и уже давно
доказали и мою отсталость, и неспособность, и даже мою литературную… бесчестность… Да, так, так: нечего конфузиться — именно бесчестность. Гриша, — говорю, — голубчик мой: поищи там на полках хороших газет, где меня ругают, вынеси этим господам и скажи, что они не туда попали.
— А именно вот на какую: все полагают, что на Руси
жизнь скучна своим однообразием, и ездят отсюда за границу развлекаться, тогда как я утверждаю и буду иметь честь вам
доказать, что
жизнь нигде так не преизобилует самыми внезапнейшими разнообразиями, как в России. По крайней мере я уезжаю отсюда за границу именно для успокоения от калейдоскопической пестроты русской
жизни и думаю, что я не единственный экземпляр в своем роде.
Замыслов (входя). Развращал молодежь… Соня и Зимин убеждали меня, что
жизнь дана человеку для ежедневного упражнения в разрешении разных социальных, моральных и иных задач, а я
доказывал им, что
жизнь — искусство! Вы понимаете,
жизнь — искусство смотреть на все своими глазами, слышать своими ушами…
Быстрые движения, смелый взгляд, смуглое откровенное лицо — все
доказывало, что пан Тишкевич провел бо???льшую часть своей
жизни в кругу бесстрашных воинов, живал под открытым небом и так же беззаботно ходил на смертную драку, как на шумный и веселый пир своих товарищей.